НЕОЖИДАННОСТИ В ЛОЙРЕНЕ
Лес жил. Дышал. Говорил со мною... учил. Единственный, кто соглашался меня учить.
Я пел долго - и пело, пело Кружево Чар. Хрупкие, ускользающие, прекрасные мелодии... Всё время рядом - и невыносимо далеко. «Никогда не убежать. Никогда не коснуться».
А потом снова пришла боль, и всё пылало, но я продолжал играть, а он смотрел и смотрел в сердце костра застывшим взором. Что было с ним - сон наяву, когда замираешь между явью и сумасшедшими полуночными грёзами, и всё призрачно, и ярко, и чудесно, и странно? Или это я своим пеньем толкнул его из твёрдого Сумрака в мерцающую зыбкость Кружев... как опять сделал с собой.
Так уже было: я пел, и вдруг мир таял - и вихрь мелодий Чар подхватывал меня и уносил, иногда на много часов, из Сумрака в Кружева. «Восторг, всемогущество, счастье, плыву меж звёзд и сам я звезда в сияющем звонком тумане...» А предвидеть я не умел и о причинах мог лишь гадать: сильное волнение, усталость или голод... или танец лепестков огня, звёздное небо и жутковатое волшебство леса вокруг двоих у костра. И всегда - мой голос. Ну и нелепо звучит: Вэй, весь во власти собственной силы Чар!
На какой же я песне уплыл? Утром спросить у него... ах нет, забыл. Утром-то меня тут уже не будет.
Я привстал на четвереньки и ждал, а боль текла в руки, как вода, и уходила в мох, тепло щекочущий ладони. Да, тело моё куда искусней разума! Оно-то умеет касаться Кружев. Немножечко. Только чтобы не верещать от боли под кнутом... Но это ж разве умение? Всё само делается, а я вроде и ни при чём. Вообще-то Вэй умеют и свои, и чужие хвори исцелять - но то настоящие вейлины Звезды. А я кто? Ни денег на обучение, ни такого таланта, чтоб ради него задаром взяли... «Хватит!» Грустно всё это, и что думать - только до слёз себя доводить. Не быть тебе вейлином, Вил. Бери лучше Лили и уходи.
Но где... я чуть не вскрикнул: в чехле её не было. Куда проклятый мальчишка дел Лили?! И зачем?..
«Мерцанье!» Я прижал ладонь к груди, так громко заколотилось сердце: Лили мирно устроилась под его рукой. Он спал на боку, обнимая мою минелу, как любимую подружку. Трясины Тьмы! А воровать я не умею, из-за глупых идей, которые мама... «О, нет!» Я до крови прикусил губу: за такие мысли о маме! Она хотела, чтоб я не опускался до воровства, - и я пообещал. Она не просила бы обещанья, если б речь не шла о важном. А что важно для неё, с тем и её сын будет считаться, чего бы это ни стоило!
А сейчас это может мне стоить недёшево, если он проснётся. Во рту было сухо. Сердце провалилось в живот и прыгало там противным ледяным комочком. А зачем рисковать? Уйду завтра, от одного дня меня не убудет. И мне бы не торчать тут столбом, а с Рыцаря взять пример: лечь да сны поглядеть. Чем не удачная мысль?.. а родилась-то из страха. Самый обыкновенный страх за целость своей шкуры. Ну и что хуже - страх или дурацкая гордость, толкающая на риск? Тоже Рыцарь нашёлся - отступать, видите ли, не умеет! Забыл своё место, Вил? Запамятовал, что гордость и отвага менестрелям не по карману?
Я решил не быть идиотом и пойти поспать... и, наклонившись, сжал пальцы на грифе. И потянул.
___
... По лбу тёк ледяной пот и щипал глаза. Рыцарь повернулся на спину, широко разбросав руки, по-детски чмокнул губами и улыбнулся. Вил вздрогнул от этой улыбки, как от удара, и вдруг вспомнил весёленькую игру в трактире: ловить ртом монетки, а не поймаешь, с грязного пола ртом и подбирай... после того веселья его в Орден и занесло. Ну и что?! Он-то никого не мучает! И минелу не крадёт, а свою забирает, и нечего было хватать без спросу! И мальчишку не в бирьем логове бросает - вон, спит себе на травке, живой-здоровый! Подумаешь, улыбнулся доверчиво. Во сне как только ни улыбаются. И что ещё там ему снится, этому щенку из Ордена? Может, тот белый круг с двумя столбами!
Зло закусив губу, он отвернулся и бесшумно, как лесной зверь, скользнул в заросли орешника.
- Вил?
Если бы мог, он бы побежал. Он и хотел бежать! А не стоять, как камень, вцепившись в минелу!
- Я её взял, когда ты заснул, - голос Энтиса звучал виновато: - Мне хотелось попробовать... Ты сердишься?
Вил медленно повернулся.
- Я привык, что она рядом. Мне без неё не спится. - Он глотнул. - Не бери её ночью, пожалуйста.
- Конечно, - тихо сказал Энтис. - Прости.
Ох ты, какое несчастное лицо! Вил растерянно нахмурился. «Понял? Нет, тогда бы он разозлился...»
- Ты из-за Лили хотел уйти? - Энтис смотрел, как ждущий наказания ребёнок. - А теперь? Уйдёшь?
«Проклятые трясины Тьмы!»
- Уйти? Среди ночи-то по лесу лазить? Выдумал тоже. Охота руки-ноги в оврагах ломать. Песенка пришла, а сразу не спеть, так позабудешь. Не тут же бренчать да петь, тебе в уши.
Энтис радостно улыбнулся. Вил стиснул зубы. «Трясины, куда бы деться?! Проклятье, проклятье...»
- А мне тоже часто ночами не спалось. Столько звуков вокруг... как паутина, а ты прямо посерёдке.
- Страшно? - вкрадчиво спросил Вил.
- Почти, - серьёзно кивнул Энтис. - Я вставал и шёл к ручью. Знаешь, ночью вода тёплая! Плывёшь, а она переливается - серебром, золотом. Настоящее волшебство!
Интересно! Сказано-то с явным восхищением. А где ж презрение Ордена ко всему «волшебному»?
- Вода за день нагревается. - Он куснул губу. - Энтис... о чём я пел в конце, не помнишь?
Он бросил куртку в траву; не глядя на Рыцаря, пробормотал:
- Садись, что стоишь? - и улёгся боком, щекой на сложенные руки. Энтис присел на краешек куртки.
- Помню. Думаешь, я спал? Я слушал, просто глаза закрыл. Там была девушка с Вершины и юноша, который хотел сделаться Вэй. И шла Война Теней... Грустная история. И в ней много правды. Странно.
- Что странно? - ощетинился Вил. Он пел эту песню?! Ну и ну!
- Странные были законы до Войны Теней. Ну, вот им нельзя было жить вместе, потому что он был сын бедного ткача, а она - знатная леди. Неправильно, если деньги и древний род значат больше, чем любовь. Почему всё так плохо кончилось, Вил? Ведь она решилась с ним убежать, и щенка вылечили, и Властителю Тьмы она не поверила...
- И что ж тебе не нравится?
- Но Кардин же Властителя победил! - взволнованно воскликнул Энтис. - И вейлином стал! И вдруг умер. Если бы в бою погиб, или когда леди Ливиэн из плена спасал... а он умер потом - и напрасно!
- Тебе его жалко? - спросил Вил, внимательно взглядывая ему в лицо.
- Конечно. - Энтис передёрнул плечом: - Но её - больше. Леди Ливиэн. Она ведь жизнь выбрала, да? Или я не понял конца? Она ушла к горным пикам, тонущим в облаках... это жизнь или смерть?
- Это одиночество, Энтис. - Вил помолчал. - Она говорила: каждый поймёт, как подскажет сердце.
- Она? - у Энтиса округлились глаза. - Леди Ливиэн?!
Вил усмехнулся сжатыми губами.
- Моя мама. Это она сочинила.
Он лёг на спину: так было больнее, но теперь он видел бледнеющие в предрассветном небе звёзды.
- Она умела складывать стихи и песни. Она была менестрелем, и отец тоже. Я и родился в гостинице на тракте. Хозяйка добрая попалась: помогала ей, дала лучшую комнату, одёжку мне шила. А её муж сделал заплечную люльку, вроде дорожной сумы, чтоб мама могла носить меня на спине, как поклажу. Мама говорила, та женщина просила её остаться. Петь и играть гостям за еду и платье для нас обоих, а потом выучить меня ремеслу, какое понравится. Хорошая она была. Мы как забредали в те края, всегда сразу к ней шли. А потом она умерла. - Вил вздохнул. - Мама о ней плакала...
- А почему она отказалась остаться? - нерешительно спросил Энтис.
- Из-за отца.
Звёзды расплылись, глаза защипало в уголках. Ни с кем он прежде... Он сглотнул и продолжал:
- Она пела в саду, и вдруг чей-то голос подхватил песню - так они и встретились. Она всегда хотела уйти из дому, повидать новые земли... Я про её семью ничего не знаю, - предупредил он неизбежный вопрос. - И про отца тоже. Она не рассказывала. Даже не знаю, как он умер. Одна монетка мне от него осталась. - Он тронул потускневший медный кружок на груди. - Мама всё шутила, что будет, как в сказках: исполнится мне семнадцать лет, и монетку случайно увидит лорд с Вершины, и окажусь я его внуком. Какой-нибудь непростой человек - придворный, а то и сам король.
- А может, она не шутила? Ты похож на лорда с Вершины.
Менестрель широко раскрыл глаза и звонко расхохотался.
- Ну ты и скажешь! Лорд! Ты просто маму не видел. Сроду бы за леди её не принял. Она тихая была, лёгкая, как одуванчик. И отец всю жизнь по дорогам прошатался. Какая уж тут Вершина! Похож... это в эллине вашем я был на лорда похож, когда меня кнутом лупили?
Энтис вспыхнул и болезненно поморщился.
- Можешь смеяться, но ты куда больше похож на лорда, чем на менестреля! Правда, - признал он, - я никогда не видел менестрелей, кроме тебя. Ох, я тебя, случайно, не обидел?
Вил тряхнул головой и торопливо заговорил, убегая и прячась в слова, как дикий зверёк в чащу:
- Когда отец умер, мама решила вырастить его сына лучшим менестрелем в Тефриане. Потому она и ушла из той гостиницы. Она говорила, у меня лицо и голос совсем как у отца... Это он Лили сделал. Для мамы. Сам-то он больше любил флейты. Не для денег, а так, для весёлой дороги.
- А я тоже немножко умею на флейте, меня один конюх выучил. А папа... - Энтис нахмурился. - Он часто играл на клавесине. Только мне не нравилось его слушать.
- Почему? - мягко спросил Вил.
- От его музыки мне хотелось кричать. - Энтис тяжело вздохнул. - Клавесин рыдал под его руками. Стонал в смертной муке. Отец... был весёлый, часто смеялся и шутил... до пожара. Но и тогда не играл ничего, кроме мелодий боли и отчаяния. Я не мог их выносить. Сразу убегал.
Вил дрожал от утренней прохлады; рубашка стала влажной от росы, и раны на спине заныли. Энтис молча встал, принёс свой белый плащ и бросил ему на плечи. Вил замер на несколько секунд, а потом придвинулся вплотную к присевшему рядом мальчику и неловко накинул на него край плаща. Рыцарь признательно улыбнулся, прижался к нему и старательно укутал их обоих тёплой тканью.
- Я вырежу тебе флейту, хочешь? Я умею.
- Спасибо, - шепнул Энтис.
- А Лили ты бери, только не ночью. А днём - пожалуйста. Мне не жалко.
- Я всё равно играть не умею. Только струны тебе порчу, дёргаю их без толку. Лучше не надо.
Вилу было тепло... и так странно и хорошо - ожидать рассвета плечом к плечу под одним плащом...
- Я могу научить. Дело нехитрое. На флейте ещё и потруднее.
- Она же память... и вообще она тебе друг. Нельзя, чтобы её касались чужие руки.
- Если бы твои руки её вовремя не коснулись, нас с нею уже бы и не было.
- Почему? - Энтис озадаченно нахмурился: - Даже если б я не поймал Лили, ты-то остался бы жив!
«Едва что-то началось, и я снова всё испортил!» Вил закрыл глаза. Те звуки. «Свист кнута. И вязкое чавканье - удар. И скрип зубов, я думал, они раскрошатся во рту...»
- Остался б, точно. До первой речки.
Рыцарь помолчал. Потом тревожно спросил:
- Надеюсь, ты снова шутишь? Тебе ведь не нравятся те, кто выбирает такой путь. Ты сам говорил.
«А ты всегда говоришь именно то, что думаешь?»
- Знаешь, - медленно произнёс Вил, - я себе тоже не очень-то нравлюсь. Без Лили я не стал бы жить.
- Но тогда ты отказался бы от того, во что веришь. Это почти как солгать.
- Я умею лгать.
«Никудышный ты обманщик, Вил. В речах твоих вызова не больше, чем в писке мыши у кошки в когтях. Ты ещё прощенья у него попроси! Вот тебе и вызов. Вот тебе и игра в независимого и дерзкого...»
- Я понимаю, - промолвил Энтис тихо и напряжённо. - Тебе надо уметь, да? Если тебе в песнях и рассказах приходится изображать других людей, показывать чувства, которые вовсе не твои?
- Врать, - беспощадно подсказал Вил. - Притворяться.
Энтис поморщился.
- Я менестрель. Ты ведь знал.
- Неважно. Ты мой друг, а с друзьями не притворяются.
Да, Вил мог с полным правом гордиться своим самообладанием: мир встал на дыбы и перевернулся, а он даже не вздрогнул. Сидел под тёплым плащом, обхватив колени руками, ровно дышал и ничем не выдавал бури, бушующей в сердце. Он даже сохранил способность думать... то есть, он очень надеялся.
- Это был чудесный вечер, - сказал Энтис. - Сон, сбывшийся наяву. Лес, костёр, звёзды и твой голос. Я забыл обо всём, когда ты пел ту балладу. Кто мы и где - всё ушло. Я видел Кардина, и Ливиэн, и её жестокого отца, и Властителя Тьмы, и даже щенка, и я... я словно был там. В песне. Был одним из них.
«Я был прав, я утонул в переливах Чар и утащил его следом. Но почему он уплыл так легко? Не будь он Рыцарем, я был бы уверен, что и его слух ловит мелодии Кружев. И он... проклятье, он чувствует, как я! И он назвал меня другом. Трясины Тьмы, что мне делать с ним, что?!»
- Кто же ты был? - без улыбки поинтересовался Вил. - Кардин, наверное? Или сьер Нэвис?
- Н-нет. - Энтис принуждённо усмехнулся, краснея: - Леди Ливиэн. Смешно, да?
Вилу смешно не было. Скорее уж, ему становилось немножечко страшно. «Она... моя мама - и он?!»
- Ничего тут смешного нет! - почти грубо отрезал он. - И ты человек, и она. И она умела сражаться, и смелая была... и потом, у неё тоже было что-то вроде заповедей. И она бы умерла, но не предала их.
- Оттого Властитель её и не победил, - серьёзно согласился Энтис. - Я сперва думал: странно, с чего бы мужчине делаться девушкой во сне? Но наши души очень похожи. Поэтому я и понимал её. Верно?
- Ну... - у Вила вдруг сел голос. - Вроде того.
- Ох, ты устал, да? Ты мне пел полночи, а я и отдохнуть не даю! - Рыцарь склонил голову, полным раскаяния взором заглядывая Вилу в лицо: - Извини. Должно быть, надоел я тебе ужасно? Вил, ты только ещё одно скажи, и я сразу отстану, честное слово! Почему твоя мама так завершила балладу? Зачем она убила Кардина и оставила Ливиэн с разбитым сердцем? Она их не любила?
«Как много глубоких струн задевают твои вопросы! Вот и я когда-то... и те же слова!»
- Не потому. Если песня живая, в ней всегда часть тебя. Мама после смерти отца её закончила. - Он помедлил. - Маленьким я был, она её пела. Не людям, так... идём, и поёт тихонько. Я слов не разбирал, а музыку запомнил. Потом начали вместе выступать, а той песни всё нет и нет. Как-то я мотив напел и жду, что будет. А она так посмотрела... я даже испугался. А тут она запела. - Вил бросал отрывистые фразы, не глядя на мальчика из Ордена, разделившего с ним плащ и воспоминания. - Мама и отец, они очень любили друг друга. Отец умер, и Кардин умер вместе с ним. Она её никому не пела, кроме меня. И я сегодня... первый раз. Когда не один. С тех пор, как мамы не стало. - Он уже и не пытался заставить голос не дрожать. - Тебе приятно петь. Ты хорошо слушаешь. Ты умеешь понимать... - он нахмурился и сдержанно договорил: - Я рад, что она тебе понравилась. Могу потом ещё спеть, как захочешь.
- При звёздах, - вздохнул Энтис, свернулся клубочком на его куртке и закрыл глаза. Вил, лишённый существенной части своей постели, постоял над ним, едва не стуча зубами от предрассветного холода, потом прошёлся по мокрой траве, взял в охапку дорожный мешок, вышитую серебром куртку и прочие рыцарские одёжки, свалил под бок их обладателю - и ещё минут пять медлил, прежде чем лечь тоже.
«Я окончательно спятил, думал Вил. Что я делаю? А он что со мной сделает, когда проснётся?!» Он зябко вздрогнул и осторожно потянул на себя край широкого белого плаща. Дальше как-то получилось, что он прижался к спине Энтиса плечом... «Если и существует способ более надёжно влезть к человеку в постель, то я его не знаю», - с мрачной усмешкой подвёл он итог и закрыл глаза.
Впервые за всё время, проведённое на этой полянке в Лойренском лесу, в его снах не было эллина.
Он отключил монитор и удовлетворённо улыбнулся своему отражению в тёмном стекле. Поистине, лучшее творение этого мира! Так легко следить и направлять, не проделывая утомительных фокусов с сознанием, не глотая опасных напитков. И никакого риска. Обычный фан-мод, развлечение. Тысячи людей любят компьютерные игры. Только такой же, как он, мог бы понять. Но таких, как он, здесь нет.
А она, его мишень и главное оружие в предстоящем сражении... какой азартный игрок! Подлинный воин по природе - дерзкий, решительный, несгибаемый. Холодный разум и страстное сердце - именно то, что ему необходимо! Ни разу не разочаровала его, не сделала неверный шаг - всегда блистательная, всегда победитель. И непредсказуемая. По его лицу прошла тень. Непредсказуемая до сих пор. Взять последнюю игру - ведь у неё просто не могло быть ни малейших подозрений! Он её друг, он спасал ей жизнь, и не раз, - она должна бы полностью ему доверять. А чем она занималась сегодня? Крохотные, далеко не сразу замеченные им, на редкость искусные ловушки - вот цена её доверия! Если в жизни она не менее проницательна, чем в мире фан-мода... отлично, он предупреждён. А в итоге эта её черта (как и все её черты) будет работать на него. Она ключ к победе - и ключ почти у него в руках!
Он отвернулся от кома и встал, привычно подавив соблазн покрутиться на кресле, как на карусели. Эта игра никак не сочеталась с ролью, которую играл он сейчас, и ещё меньше - с тем, чем намеревался он стать; но комы, погружение в мир фан-мода - всё это пробуждало в нём мальчишку, поражённого и беспредельно счастливого, каким он когда-то впервые сидел перед монитором. Он потянулся, разминая затёкшие после ночи у кома мышцы. Того мальчика давным-давно нет... и хорошо - он был слишком беспомощным, слишком наивным. Порывистый, не умеющий выжидать, по-детски прямолинейный. Невелика потеря. А теперь - теперь он сделал себя тем, кто способен пройти по волоску над бездной, пройти и достичь заветной цели. Только цель в нём и осталась от того юноши. Только её и требовалось оставить. Цель, да вот ещё привычка забавляться с крутящимся креслом...
Он сменил одежду: всю, от нижнего белья до куртки и брюк. Затем взял со стола плоскую бутылку с рубиновой жидкостью и заботливо упрятал во внутренний карман куртки. А через несколько секунд он стоял в другой комнате - тоже знакомой до мелочей, но совсем, совсем иной. Для начала, тут не было кома... ну, возразил он себе, зато рама его любимой картины - закат в дикой летней степи - целиком выточена из алого рубина, а на полотне поблёскивают нанесённые поверх масла рубиновые искорки. Там такая картина стоила бы целого состояния, и вряд ли он мог бы держать её в рабочем кабинете, не вызвав нежелательного внимания к своей персоне. А тут - она преспокойно висит на стене, и ничего, кроме восхищения (или зависти - у тех, кто и впрямь понимает толк в искусстве) не вызывает. И в том, и в другом образе жизни есть свои преимущества. Особенно (он сдержанно усмехнулся) - если в твоём распоряжении они оба. Он вынул драгоценную бутылку, наполнил бокал на треть и, выпив залпом, лёг на кушетку. Первая жертва в порядке и полностью подготовлена. Пора приглядеть за второй.
Лето, как всегда, обрушилось на Тефриан в единый миг, решительным натиском горячего безветрия и синих звёздных ночей. Его вечный кошмар: он с детства плохо переносил жару, и сейчас валялся бы на смятой постели, обнажённый, обессиленный и ко всему безразличный, тоскливо глядя в потолок. Или ушёл бы в самый глубокий и пыльный подвал Замка и бесцельно бродил там, собирая паутину на волосы и одежду, меж огромных коробов, хранящих древние пергаменты, не раз уже переписанные для библиотеки. К исходу первой недели он кое-как привыкал к утомительной жаре, но и тогда сил хватало только на танцы с мечом и вялые полуночные верховые прогулки (вместо прежних бешеных скачек во весь опор) - Кусаку зной донимал не меньше, чем его, лошадка делалась капризной и ленивой.
Так было из года в год. Но сейчас - нет. Изменился ход времени, порядок вещей или он сам? Он не стонал от головной боли ночами и не ползал весь день, как муха в меду, - он жил, жил, чувствовал себя живым и счастливым! Энтис восхищался чудом... и почти не сомневался, что причиной чуда был Вил.
Вил пел ему ночи напролёт. Минела под искусными пальцами ликовала, рыдала, обнимала его душу и уносила ввысь, к звёздам, в Мерцание... Он задыхался и кусал губы, чтобы не кричать - от боли или восторга, не понимал, и сердце замирало, а рассудок шатался и тонул в туманном, нежном, запредельно прекрасном безумии. Вил толкнул его в мир звёздного света, ночных причудливых теней и загадочных звуков - дитя леса, посвящённый в его дикое волшебство; и он нырял в этот мир с головой, растворялся в нём, опьянённый, околдованный. Вил - словно гладкий камушек-янтарь на языке. «Вил. Мой друг».
Осколок песни замер в воздухе, тонким кинжалом резнув его по лицу. Глаза Вила странно блеснули:
- Что с тобой?
- Я не знаю, - растерянно прошептал Энтис. - Ничего... Играй, играй же!
- Дай мне отдохнуть. - Он отложил минелу и лёг, закинув руки за голову. - Тебе не нравится лето?
- Отчего ты решил?
- Не знаю. Мне показалось.
- Не нравилось. В Замке. Там летом тяжело.
«Там нет тебя. Нет лесных тайн и твоего голоса...»
- А мне хорошо, когда тепло. Зимой хуже. А холодной зимой и вовсе... - Вил поморщился и вздохнул.
- Вил, - Энтис потянул из мешка рукав жёлтой полотняной рубашки: - я хотел тебе... - на друга он не глядел; щёки пылали, - в подарок или за песни, как хочешь. Это очень мало, я знаю! Я тебя не обидел?
- Нет, - голос Вила звучал удивлённо. - Что тут обидного? Моя уж совсем рваная. - Он приподнялся, опираясь на локоть. - А откуда? Неужели с собою из Замка принёс?
«…и разорву в клочки, как только исчезну с твоих глаз! Да скорее я умру, чем возьму подачку Ордена!»
- Из Замка я не взял ничего, кроме тебя и твоей минелы. - Энтис чувствовал себя слегка пьяным и удивительно свободным; слова скользили легко и непринуждённо. - И меч. А плащ не мой, Мейджис мне свой отдал. Рыцарь должен вступать на Путь Круга налегке. Хорошо получилось. По-настоящему.
- А котелок и ложки? - Вил прикусил травинку. - И кружки? И мешок? Налегке!
Энтис рассмеялся.
- Что я, повар, ложки с собой таскать? - он фыркнул от смеха. - Я вышел на дорогу, а там торговец в Замок ехал, мы в тот день его и ждали. Вот я у него всё и взял - посуду, рубашку, ещё разные мелочи.
- Взял? - хмыкнул Вил. - Ах, да. И денег он не спросил?
- Деньги? У Рыцаря на Пути? Ну, ты скажешь! А нож он мне даже лучше дал, чем я хотел. Такой славный человек оказался! И с вопросами не лез, и так охотно помог.
- Само собой, - пробормотал Вил. «Ещё бы не охотно. Откажи-ка Рыцарю! Бедняга».
Разговор угас. Вил вроде задремал, но Энтис, глянув на него, заметил блеск глаз: Вил не спал, Вил смотрел в небо. Потом запела Лили - тихо, призрачно, нежно. Энтис лежал и слушал, и видел отца... и мать, красавицу из сказки, в дымчатых шелках и искрах топазов... он отвернулся и беззвучно заплакал. Пять лет он не позволял себе плакать о них, так давно их нет, а ему всё кажется - это случилось вчера... Минела горестно стонала. Энтис вдруг вспомнил, что друг потерял мать всего два года назад, привстал и нашарил в мешке флейту, подарок Вила. Он ни разу ещё не играл: слишком крохотным было его уменье рядом с ослепительным, как молния, талантом Вила Тиина. Но сейчас - можно.
Вначале Вил оставил минелу; потом подыграл. Энтис сбился и, краснея, опустил флейту на колени.
- Извини, - Вил улыбнулся. - Мелодия красивая, руки сами потянулись. А неплохо у тебя выходит.
Энтис просиял. «Глаза у него, как звёзды...» Вил колебался. «Прямо хоть на ромашке гадай! А, ладно...»
- Через неделю выйду на тракт, - он зевнул. - И сверну к реке. В деревнях летом скучно - выгодное дело. И всё лето пересижу в теньке у воды, в одуревших от жары деревушках, где я буду единственным развлечением, кроме ловли сонных мух и подглядывания за купающимися девчонками. А к осени буду в столице. Там живёт один старик, он делает лучшие в Тефриане минелы. И отца он учил. Надо у него запасных струн взять. А в столице есть осенний праздник - День Кораблей. Тогда на Яджанне с водой чудеса творятся: и цвет она меняет, и вверх плещется, и узоры из капелек складываются. На первом корабле король плывёт, а с Кружевами сам Верховный Магистр играет! Представь, ветер все корабли против течения погонит - и королевский, и любую лодчонку с тряпкой на мачте. Если не зевать, можно вверх по реке прокатиться, с королём заодно! А музыки будет! - он выразительно присвистнул. - В праздник всем плясать хочется, веселиться, пока кошельки не опустеют. Мама говорила, они с отцом были как-то на Дне Кораблей - и ушли богачами, и натанцевались досыта. Мы туда и шли, когда она...
Он осёкся и разразился таким хриплым кашлем, что Энтис в испуге подскочил:
- Ох, что с тобой?!
- Пылинка, наверное. - Вил хихикнул: - А кролик здорово испугался!
- Кролик? - озадачился Энтис.
- Ну, кролик... - Проболтался, трепач несчастный! А если он поймёт?! - Он в кустах сидел. Разве не слышал, как лапки по земле топотали? Да он так шумел, словно не кролик, а целый олень удирает!
- Я не слышал, - огорчённо вздохнул Энтис. - У тебя слух особенный, вот ты и поёшь так чудесно.
- Ерунда, слух и у тебя не хуже. Просто я часто в лесу ночую. Тут не только кроликов, а и букашек всяких слышать научишься, как они в траве бегают! А на Яджанне летом хорошо. Тут берег пологий, ровненько к воде спускается; а на той стороне он высокий, отвесный. И сплошь серебряные ивы - вроде стражей над Яджанной. Ягод - просто не поверишь: ложись под куст да рот открывай, и вмиг столько насыплется, сжевать не успеешь! Ещё там растёт травка, тёмник, так из неё вкусная штука получается, вроде сидра: надо кипятком заварить, потом время точно выдержать и остудить. И долго-долго можно во фляге хранить, она на жаре не портится. Это старуха одна отца научила. Перед смертью рассказала. Может, никто и не знает теперь, кроме меня. Травники свои тайны строго хранят, только детям отдают; редко бывает, чтоб к кому чужому семейный секрет ушёл. Видно, отец что-то очень важное для неё сделал. А может, детей не было, или поругалась с ними, а он ей приглянулся. А что такое Путь Круга?
Энтис моргнул от неожиданности: какое отношение имеет Путь Круга к Яджанне и напитку из трав? Впрочем, такие причудливые извивы в течении мыслей свойственны Вилу...
- Вообще-то, Путь Круга для Посвящённых, - он чуть покраснел. - Но я сразу понял - это именно он. Рыцарь узнаёт о Пути, когда ощущает... влечение, жажду... и он уходит за Черту. И не вернётся, пока не завершится некий круг - на дорогах или в сердце. Путь Круга у всех разный, и длится иногда год, а то и несколько лет. А после него можно пройти Посвящение Меча. И стать Лордом Внешнего Круга.
- А ты какое посвящение пропустил?
- Первое, - усмехнулся Энтис. - Для детишек, которым хочется звать себя мужчинами. Посвящение Пути. Если пройдёшь, здесь, - он тронул запястье левой руки, - иглами рисуют узор. Говорят, никто не знает заранее, каким он будет, и в нём скрыт путь твой в Сумраке, от рожденья до последнего вздоха. У Кера наверняка вышло что-то бурное и стремительное! Он всегда любил всякие безрассудства и рывки.
- А ты не любишь безрассудных поступков и рывков?
- Нет. - Энтис поморщился. - Если рвёшься, не глядя, слишком легко кого-то растоптать случайно.
- А как же Путь Круга?
«…и твой прыжок ко мне, и твоё Посвящение?!»
Юный Рыцарь задумчиво пожал плечами:
- Я люблю скакать очень быстро. Так, что всё сливается, и ветер бьёт в лицо, и обжигает, и свистит в ушах... словно летишь. Но я не налетаю на барьеры с закрытыми глазами. И не отпускаю поводьев.
- Никогда? - тихо спросил Вил, опуская ресницы.
Энтис покатал в ладонях флейту.
- Когда Лили падала, и я будто падал на всём скаку. То был рывок, но не безрассудный. Ни секунды.
- Тогда я ничем не обязан тебе, - помолчав, сказал Вил в сторону, в пушистые венчики цветов.
- Конечно. А разве я говорил о долгах?
- Я бы научил тебя играть на минеле. - Вил намотал на палец травинку. - Но мне надо успеть к реке до самой жарищи. Или она поймает меня на дороге среди травы - ни тени, ни воды поблизости.
- Понятно. - Энтис кивнул. - А ты уверен, что тебе не рано пускаться в путь?
- Я тебе кто, сьерина с Вершины? - хмыкнул Вил. - Я бы и вчера мог уйти. Я ж привык ко многому. И топать весь день, и потом петь всю ночь, и утром снова идти и отдыхать в дороге... Я же менестрель.
«Мерцанье, ну и дурень ты, Вил! На кой чёрт тебе сдалось его убеждать?! Расхвастался, слушать тошно! Что дальше? Какую ещё приманку ты ему подбросишь?»
- Не веришь? - с вызовом бросил он, глядя на Энтиса в упор. Тот удивлённо поднял брови:
- Я тебя вижу. Я давно понял, ты намного сильнее, чем кажется. - Он ленивым движением потянулся и серьёзно добавил: - И я тоже. Я только спать на ходу не умею. Давай отдохнём, а потом пойдём?
- Я не стану то и дело задерживаться из-за тебя, - сухо предупредил Вил. «А это и впрямь дерзость. Здорово рискуешь, малыш!» Но Энтис не рассердился и не осадил его. Кротко кивнул:
- Тебе не придётся. - И сладко зевнул, ложась: - Спокойной ночи, Вил.
- Спокойного утра! - нервно усмехнулся он. - Эй... а вдруг мы на День Кораблей не успеем? Я ведь буду всюду петь по дороге. Струны стоят дорого.
- Неважно, - пробормотал Энтис, не открывая глаз. - Зато Путь с тобой и Лили, и жара не в Замке. И река. Так хорошо! Главное, на Пути вдвоём... - и угасающий голос сменился ровным сонным дыханьем.
Вил лежал с ним рядом и не мог спать: мысли просто не помещались в голове, носились там, норовя с разлёту пробиться наружу... Воспоминания и планы. Прошлое и будущее. В настоящем он, похоже, совсем спятил: вместо того, чтоб мирно распрощаться с опасным своим спасителем, потратил кучу времени и слов, соблазняя его вместе идти в столицу. Ловил простодушного мальчика, как окуня на червяка, - речами, голосом, взглядом. Всё лето и кусочек осени - с Рыцарем! Что это, как не безумие?!
А может, у него и не было выбора? И его усилия увлечь Энтиса за собою - лишь попытка сохранить видимость свободы, отдать прежде, чем отнимут силой? Путь Круга... Энтис всё равно намеревался воротиться в Замок не раньше, чем завершит его. А кто может помешать Рыцарю в выборе дороги и попутчика? Уж точно, не какой-то несчастный менестрель, едва способный ноги передвигать после... Вил сжал кулаки, больно впившись ногтями в ладони. Ну конечно, у него нет выбора! И не было - с того проклятого момента, как его занесло за Черту! «Но тогда почему, почему же я так... счастлив?»